Отар Кушанашвили - Я и Путь in… Как победить добро
Самым крутым артистом был Титомир – я с ним однажды поехал в Батуми на фестиваль «Солнечная Аджария», и это был единственный на моей памяти случай, когда люди облепили самолет так, что он не мог взлететь. Я видел его недавно – он с издевкой вспоминает то время, считает, что все проорал, начал капризничать. При этом сейчас Титомир собирает полные залы, строит дом за домом, одалживает Кудрину на спасение исландской экономики – ему деньги девать некуда!
Не важно было, как ты одет, – в клубы проходили те, кто умел хамить. Если ты орал, продирался через толпу и бил всех руками и ногами, ты априори вызывал уважение. Кто нахамил – тот прошел: на дресс-код всем было абсолютно наплевать.
Все модели, актрисы и певицы встречались с бандитами – связываться с попсовиками было немодно, и 90 процентов всех нынешних союзов возникло именно на этой почве. Я недавно ездил в круиз и поразился: все известные артистки до сих пор обзаводятся ебарями из числа бандитов, только раньше они красовались накачанными мышцами на груди, были нелепыми и забавными, а сейчас все это происходит под вывесками крупных банков.
Все думали, что Белоусов умер от алкоголя – х…ня! После похорон я разговаривал с его родственниками – у него была какая-то страшная наследственная болезнь головного мозга. Он алкоголиком не был – водкой заглушал страшные боли и при этом давал по четыре концерта в день. Я никогда себе не прощу, что вырывал у него бутылку из рук, кричал: «Ты что, ох…ел, водку из горла пьешь!» – а он отвечал: «Отарик, у меня болит, давай я потом тебе объясню».
Выжили самые сентиментальные парни, а те, кто уже тогда думал, как всех нае…ать, сдохли. Рыжий Иванушка в 45 лет поет песню про куклу Машу и собирает полные залы – у Рыжего все хорошо, потому что он всегда любил и жалел людей. Сейчас людей никто не жалеет, а в 90-е было одно условие: ты можешь быть полным гондоном, глотать таблетки, нажираться как свинья, но ты должен любить людей – тогда выживешь.
Матвиенко первый сказал мне, что он богаче всех в стране. «Единственное, о чем я жалею, – признался он, – что не остановил Игоря Сорина, не заставил его остаться, не спас, но он был слишком вне эпохи, он был е…нутый» («е…нутый» в устах Матвиенко – это комплимент). Игорь Сорин – жертва 90-х, с их безоглядной верой в то, что хорошие выживают. Не все. Он думал, что вокруг все такие же, как и он, – романтики, но многие уже тогда умели считать деньги.
…Многих 90-е погубили, а по мне, они были целительными.
Дело в отношении. Для одних лампа струит свет, а другим режет глаз.
Меня они – при всем наружном безумии – дисциплинировали. Говорю же, исцелили от зазнайства.
Я как будто специально нарывался, ломал дрова, в чем очень даже успел.
Я маниакально много работал, не зная устали, не ведая депрессий, педантично, шаг за шагом осваивая ремесло.
В часы усталости духа я всегда нежно вспоминаю эти годы, которых лучше не будет, и не надо.
Я написал тогда столько многозначительной мути! Смешно: еще изрядным сочинителем себя полагал.
Да и сейчас, если с умом, можно многое извлечь из давно осевшей пыли. Чтобы поздние, нынешние поступки и писания не обвисали дряблыми старческими мышцами.
Бог Небесный! Кем бы я был, кабы не 90-е? Слабаком без владения приемами полемики, иронии, манифеста, дюжинным квазиостроумцем, фрондером, Хлестаковым.
Я определялся тогда с Верой, и определил, что верю только в себя.
Отрицал эвфемизмы – это теперь только так изъясняюсь.
Был стремительным.
Хотя, по-моему, таковым и остаюсь.
Что, возможно, и предопределило мое относительное долголетие».
Отар Кушанашвили: «Мне безумно с Жанной Фриске хотелось, но когда я увидел ее с утра без грима в поезде «Харьков – Москва», это было культурологическое потрясение, давшее мне в последующей жизни отсутствие страха перед чем бы то ни было и обернувшееся тем, что лирика из моей души испарилась».
...«Брак Пугачевой с Киркоровым вызывал у меня эмоции, как будто читаю подшивку юмористического журнала “Крокодил”, известного даже в Бишкеке».
– Еще лет десять назад в российском шоу-бизнесе были сильны позиции Пугачевой и ее так называемого клана, а какова расстановка сил там сегодня – Пугачева по-прежнему в авторитете или статус утрачен?
– Ну, сила инерции, магия имени все равно на каком-то уровне действуют, но, конечно, королевского статуса уже нет. Учитывая то, как вела себя публика на съемках «Достояния республики», посвященного Пугачевой, думаю, что…
– …время ушло?
– Безусловно, и я это отчетливо понимал, когда услышал дуэт «Кафешка» с Галкиным, да и сама их история лирическая… 48 лет он строит свой замок, б…, – мне кажется, когда я родился, уже начинал строить!
– В деревне Грязь…
– Между прочим, если видеть в этом метафору, относиться к происходящему без гомерического хохота невозможно! 40, на х… восемь лет я слушаю про то, как ему не хватает какой-то фигуры боливийского диктатора на пороге, чтобы устроить открытие замка – на х… он тебе сдался? Да открой уже, выпей с друзьями чи-вас ригал! Могитхан дэдис мутэли, уже я тебе его открою, сам на дверях стану, но он вкладывает, вкладывает, а денег нет, нет и нет….
Когда Галкин с Пугачевой сидели за этим длинным столом в «Кафешке», как мы с Литвиненко на «Интере» в программе «Разбор полетов», я понимал: человек, спевший «Три счастливых дня», этого делать не должен! Как можно, если «Три счастливых дня» ты пела?!
– Великая песня!
– Это мои слова и моя музыка – спасибо, что поддержал разговор… Я на туркменском писал – они просто перевели, так вот, за «Три счастливых дня», за фразу: «Расставанье – маленькая смерть» надо дать Пугачевой пожизненную пенсию, даже если она дружит с Галкиным.
– Тебя разве – как человека лирического, сентиментального – история их близких отношений не умиляет?
– Ну, это история отношений с внуком Никитой, спроецированная на более взрослого парня, которому, шути не шути, уже 51 год и который успешно выдает себя – особенно со спины – за 26-летнего (на самом деле Галкину 35. – Д.Г. ). К тому же эта история преподносится как альков…
– …и она утверждает, что ни с кем ей не было так хорошо, как с ним…
– Еще бы, он славно готовит и, я думаю, очень образно, в лицах рассказывает ей, как замок достраивает – уже 12-й год…
– Нет, хорошо в интимном плане…
– Я из ее уст: «В интимном плане» не слышал, иначе бы просто разбил телевизор. Кстати, а что он ей делает, можно узнать?
– Это вопрос…
– Нет, подожди, интимный план разный бывает – вот мои друзья-извращенцы летним днем иногда лижут друг другу спины, от пота мокрые, – это высочайшим считается наслаждением…
– Летним днем, заметь – не просто так!
– Потому что пот лучше выделяется летом. Может, Максим Галкин изобрел какой-то новый способ доставлять удовольствие? Я просто с трудом понимаю, как это происходит.
– У вас в Кутаиси такого что, не было?
– В Кутаиси люди на смех поднимут! Ну, б…, что ты будешь рассказывать мне, как ты внука целуешь в губы, – кому ты лапшу на уши вешаешь? Разобьют этому внуку башку, а тебя из города выкинут!
– Брак Пугачевой с Киркоровым какие у тебя эмоции вызывал?
– Как будто я читаю подшивку юмористического журнала «Крокодил», известного даже в Бишкеке: это фельетон был такой – очень качественная история о том, чего не может быть в принципе (смеется) . Старичок, я-то понимаю, что наше интервью перевесит показатели «Камеди Клаба»: ты спрашиваешь меня о самых смешных людях на Земле, но следует понимать вот что: я же с ними потом встречаюсь…...«Ну, если в Луганске во все это верят, я ухожу в жанр ерничества».
– Все эти вещи грустны, правда?
– Ну, если в Челябинске или в Херсоне люди настолько уж легковерны, если в Луганске в это все верят, то я не имею морального права разочаровывать их и ухожу…
– …в несознанку…
– …нет, в жанр ерничества.
Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».
«Она – красивая, потерянная, разудалая, смахивающая слезу, жалкая, жалостливая, томная, капризная, смурная, смирная, меланхоличная, роковая, доступная, недосягаемая, самовлюбленная, закомплексованная – теребила фотографа (про этого упыря ничего не знаю, тем более в кино его не было, но, скорее всего, это шустрила – они все шустрилы, как Боря Краснов, умело имитирующие кипучую деятельность, будучи самопровозглашенным авангардом альтернативного художества): ты сними меня так, зафиксируй для вечности, чтобы я получилась разухабистая и, как поляна зимой в горностаевой опушке белейшего снега, красиво-величавая, но смотри, гад, «чтоб никто и не заметил, как на сердце одиноко мне».
